Останутся радуги крылья,
Останется солнечный дождь,
Останутся галки на крышах,
Когда ты отсюда уйдешь.
Уйдешь, как пришел, незаметно
(венки и застолье не в счет);
Останутся тополя ветки,
И дождик, который сечет.
И будь ты хоть трижды прославлен:
На деньги не купишь всего...
Ну — памятник громкий поставят,
А ты не увидишь его.
Бетон и железо устанет,
Увянут любые цветы...
Дай Бог, чтоб хоть строчка осталась
Стихов. Вот и весь ты.
«Тронуть шлюпки бечеву».
(И. Северянин)
Уезжал. Уходил. Отчаливал.
По металлу, песку, воде...
Бунтовало сердце отчаянно.
Бунтовало, просилось к тебе.
Ни покоя, и ни успеха
На чужбине. Как ветка сох.
И готов возвращаться пехом,
Хоть по плечи сыпучий песок...
И кляня бечеву шлюпки,
Ту, которую отвязал,
В чемодан побросав шмотки
Отправляюсь опять на вокзал...
Скуки дома забудутся пятна,
Оскорбят чужбины слова;
Тороплюсь я домой обратно,
Хоть и ждет меня там бечева.
* * *
Останутся радуги крылья,
Останется солнечный дождь,
Останутся галки на крышах,
Когда ты отсюда уйдешь.
Уйдешь, как пришел, незаметно
(венки и застолье не в счет);
Останутся тополя ветки,
И дождик, который сечет.
И будь ты хоть трижды прославлен:
На деньги не купишь всего...
Ну — памятник громкий поставят,
А ты не увидишь его.
Бетон и железо устанет,
Увянут любые цветы...
Дай Бог, чтоб хоть строчка осталась
Стихов. Вот и весь ты.
* * *
Земной мир заполнили звуки,
Они лишь с землею умрут,
Мы с ними пока не в разлуке,
Тревога в них и приют.
Срываются звонкие капли,
За лесо* * *
Счастлив, кто, встретив, влюбился,
Кого полюбила она,
В тумане цветном растворился,
Дорога его не темна.
Только бы налюбоваться
До ранней улыбки зари,
Не разомкнуть пальцы,
Слушать и говорить.
Да что им грядущие беды,
И теснота колец...
Счастлив, кто это изведал -
Слияние глупых сердец.
м грохочут грома,
Шуршат по асфальту скаты,
Врывается вечер в дома.
Рассыпалась птичья стая,
Лес свищет свободный душой.
А птицей одной меньше станет –
Убыток не очень большой.
* * *
А что там за грозными тучами?
За дальними всплесками звезд?
Зачем, человек, себя мучаешь? —
Дорогой запретной идешь?
Тебя окружают тени,
И нет путеводной свечи;
В сплетении надежд и сомнений
Тяжелой клюкою стучишь.
И с грохотом мчатся грозы,
И дождь размывает след…
Зачем порываться к звездам,
Не ведая — что на земле?
* * *
Не удержишь руками струи,
Лёта ветра не уследишь,
Запоют молчащие струны,
Гулкий выстрел прорежет тишь.
Не для нас с неба падают звезды,
Не для нас эта пляска дождя.
И умнеем мы очень поздно,
Когда строчку исправить нельзя.
ВАНЯ СОЛНЫШКО
Он по рынку ходил — переросший ребенок,
Он всегда улыбался, он про злобу не знал.
Ваней Солнышко звали, дурачкам
нет закона:
Говорили в народе. Таков сериал.
Он зимой появлялся в валенках рваных,
(И не валенки вовсе — голенища одни).
Впечатление, если взглянуть, создавалось:
Мамки нет у него и прочей родни.
У него за спиной — вечно кучей детишки:
«Покажи, Ваня, солнышко,
пять копеечек дам».
Воздух в грудь наберет,
Поднатужится лишко,
Станет красным, как пьяница,
что хлещет «Агдам».
И случалось — детишки его обижали:
Грязи бросят комок, то с разбега толкнут;
Ваня переносил эти детские жала;
Мог заплакать, и слезы рукавом
промокнуть.
Так и жил Ваня Солнышко.
«Солнышко» делал,
Получал пятачки — за проделанный труд.
Приглядеться – не так уж и плох свет
наш белый,
Если ломоть отломят – тебе подадут.
А зима, как на зло, была очень сурова.
Ваню Солнышко только весною нашли:
(Он в сугробе лежал, под чьим-то забором).
Помешал он кому? Кто его порешил?
Не гордись, мой приятель,
накаченным торсом,
Не гордись, мой приятель,
обширным умом;
Может ты и быка сковырнешь, как тот
Тайсон,
Только случай любого укроет дерном..
* * *
Птиц весенний смех и ругань:
Надо же продолжить род.
Мы с тобой нашли друг друга:
Тот, кто ищет, обретет.
Вместе добывали пищу,
Грели общую кровать...
Для чего друг друга ищут?
Чтоб однажды потерять.
* * *
Бокалы звенят мелодично,
Бутылок построена рать...
А я макароны пичкаю,
И в десять ложусь спать.
А за окном (чокнуться), —
Холод, сибирская ширь.
А дома, мою девчонку,
Лапает штатский шнырь.
А завтра — опять керзуха,
А завтра — опять шинель,
Крик: «Подтянись!» в ухо,
И потных портянок «Шанель».
* * *
В бочке зацвела вода! —
Процветаем, Господа!
* * *
По лучику скатилась;
По синеве, по маю, —
Ну, как так получилось,
И сам не понимаю?
За что такая милость? —
И не проворонил!
По лучику скатилась
Ты, на мои ладони.
* * *
Угольками заря отгорела,
И небес потемнел шелк.
Я к тебе нес душу, ни тело.
Но, видать, очень медленно шел.
Ошибаться легко может
Сердце, глядя с большой высоты.
Я искал на тебя похожих,
Но, похожие были — не ты.
Рвется листья смешать ветер,
О победе поспешно трубя.
Наконец, я тебя встретил,
Непохожую на тебя.
* * *
Промелькнуло цветное лето,
Отыграло зелёной листвой.
Мало света, как мало света,
И как серости плотен настой.
Посмотри, что осталось от выси.
Солнце – съеденный каравай…
Всё хорошее ты выпил,
Что осталось на дне — допивай.
* * *
И опять не дает спать,
И тревожит опять что-то:
«Ты обязан это сказать!» —
«Разве в этом нуждается кто-то?»
Встану и полумрак прогоню,
Потревожу бумагу и ручку.
И потянутся строчки к огню,
И себя, и меня мучая.
И сомнение опять принесёт —
Эти самые крики птичьи:
«Ну, кому это нужно все?
Каждый занят своим, личным».
* * *
О! Еще и до Евклида,
Словно кружка молока,
Человеку нужен идол —
Очень строгая рука.
На нее он рот раззявил,
Рад ей чаще, чем не рад:
Лучше пусть побьет хозяин,
Чем заезжий супостат.
Словно в мир речной опущенный,
Без команды резкой: «Брэк!»
Нет, не может без ведущего,
Бедолага человек.
* * *
Лев отобрал у Шакала добычу:
Самый обычный в жизни обычай.
* * *
Из какого притона тучи
Выползают на радость ветрам?
И те хлещут своими колючками,
Нрав показывая с утра.
Тучи все омрачить могут,
Это дело им любо, видать, —
Размесили проселок-дорогу:
Грязь — по оси (куда, благодать!)
Неуютно. Промозгло. Тягуче.
И ничто не порадует глаз.
Ох, вы, тучи! Низкие тучи!
И откуда так много вас?
* * *
Стоит подмытая береза,
Открытая со всех сторон...
Все будем мы — у перевоза,
Там, где командует Харон.
Нам о недобром ветер свищет,
И разговор его не нов...
Но, мы же пили красотищу,
Дышали запахом лугов!
* * *
Тихо. Тепло. Сонно.
(Выше любой строки),
Речка опять коронована
Пышным закатом таким.
Это желанный выход —
Если нет сил дышать...
Сонно. Тепло. Тихо.
Этого просит душа.
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
Для детей : Ханука та Різдво. - Левицька Галина Вистава відредагована, щоб могли зрозуміти діти молодшого віку. В коментарях залишаю 2 Дію, як була в першому варіанті. Можливо комусь знадобиться більш глибока інформація про Свято Хануки.
2 Дія
Ангел: Було це після завойовницьких війн Олександра Македонського, коли земля Ізраїлю перейшла під владу Сирії. Всі країни об’єднувала елліністична культура, в якій змішалися звичаї і традиції різних народів. Люди вважали себе «Громадянами Всесвіту». Вони захоплювалися різними спортивними іграми, язичеськими святкуваннями та спектаклями на честь грецьких богів.
Багато євреїв були слабкими у вірі і хотіли бути, як всі... Над життям євреїв, які залишались вірними Божим Заповідям, нависла загроза.
1-й ведучий: І що, насправді, карали тих, хто не їв свинину?
Ангел: Насправді! Вимоги до євреїв були дуже суворими. Цар Антиох видав указ про заборону вивчати єврейську мову, святкувати шабат, дотримуватися єврейських традицій і навіть називатися євреями. Це було справжнє рабство! В Єрусалимському Храмі на жертовнику принесли в жертву свиню, а в Храмі поставили статую Зевса!
1-й ведучий: А про яких героїв говорив (ім’я 2-го ведучого)?
Ангел: Це ті євреї, які любили Бога понад усе!
Виходять Матітьягу та Маккабі
Матітьягу: Я, Матітьягу, священик. Разом з моїми синами підняв повстання, кличучи: « Хто за Господа — до мене!» Ми пішли в гори з твердим рішенням стояти в вірі й боротися до останньої краплі крові...
Маккабі: Я, Маккабі, син Матітьягу. Керував загонами повстанців. Визвольна війна продовжувалась 3 роки. Ми не були досвідченими вояками. Наші загони складалися з пастухів, землеробів, ремісників. До того ж ми не мали достатнього озброєння...
1-й ведучий: Маккабі, я не розумію, як можна воювати, не будучи справжніми воїнами?! Без зброї, без лицарських обладунків? Я не розумію, чому ви воювали? Хіба не простіше було б бути такими, як всі? Просто жити і насолоджуватись життям...
Маккабі: Справжнє життя неможливе без віри у Всемогутнього Бога, Живого і Сущого, Який створив усе, Який і дає нам Життя. Справжня насолода — це приходити у Храм і служити, і поклонятися Йому, дякуючи Богові за все! Але Храм споганений і нема місця для поклоніння... Тому ми воювали, щоб звільнити Єрусалим, мати право бути євреєм і приносити жертви Живому Богу в Храмі!
Ангел: Відбулося три вирішальні битви. Війська сирійців значно переважали як по кількості, так і по військовій оснащеності. Але євреї постилися та молилися:
Маккабі: «Боже! Ми безсилі, а Ти Всесильний! Прости нас за наш непослух! І поверни нам Храм! Бо нема життя без істинного поклоніння Тобі!»
Ангел: І Бог дав Своє Диво! Повстанці здобули вирішальну перемогу, звільнили Єрусалим і відновили службу в Храмі!
Маккабі: Священики очистили і освятили Храм, побудували новий жертовник. Але для повноцінного Богослужіння в Храмі треба було засвітити Мінору.
Ангел: Мінора — це великий світильник, який складається з семи лампад, котрі мають постійно горіти. В лампади, згідно Божих Заповідей, треба було заливати лише чисту освячену оливу.
Маккабі: Ми знайшли лише одну посудину з чистою освяченою оливою. Її мало вистачити лише на один день горіння Мінори. Для приготування нової оливи потрібно було вісім днів.
Матітьягу: Але євреї так прагли нового початку Богослужіння! Вони прагли Божого Світла, Божої Милості, Божої Радості! Тому, наперекір всім сумнівам, священики засвітили Мінору. І сталося Боже Диво! Мінора горіла 8 днів, аж поки була приготовлена нова чиста олива.
Ангел: В пам’ять про очищення Храму євреї святкують Хануку. Це свято очищення, оновлення. Це свято Світла!
Матітьягу та Маккабі виходять. Виходить 2-й ведучий.